Год, другой, проходит мирно;
Петушок сидит всё смирно.
Вот однажды царь Дадон
Страшным шумом пробужде´н:

„Царь ты наш! отец народа! —

Возглашает воевода: —

Государь! проснись! беда!“

— „Что такое, господа?—

Говорит Дадон, зевая: —

А?.... Кто там?... беда какая?“

Воевода говорит:

„Петушок опять кричит;

Страх и шум во всей столице“.

Царь к окошку, — ан на спице,

Видит, бьется петушок,

Обратившись на восток.

Медлить нечего: „Скорее!

Люди, на´ конь! Эй, живее!“

Царь к востоку войско шлет,

Старший сын его ведет.

Петушок угомонился,

Шум утих, и царь забылся.

Вот проходит восемь дней,
А от войска нет вестей:
Было ль, не было ль сраженья, —
Нет Дадону донесенья.

Петушок кричит опять.

Кличет царь другую рать;

Сына он теперь меньшого

Шлет на выручку большого.

Петушок опять утих.

Снова вести нет от них!

Снова восемь дней проходят;

Люди в страхе дни проводят;

Петушок кричит опять;

Царь скликает третью рать

И ведет ее к востоку, —

Сам не зная, быть ли проку.

Войска идут день и ночь;
Им становится не в мочь.
Ни побоища, ни стана,
Ни надгробного кургана

Не встречает царь Дадон.

„Что за чудо?“ — мыслит он.

Вот осьмой уж день проходит,

Войско в горы царь приводит,

И промеж высоких гор

Видит шелковый шатёр.

Всё в безмолвии чудесном

Вкруг шатра; в ущельи тесном

Рать побитая лежит.

Царь Дадон к шатру спешит.......

Что за страшная картина!

Перед ним его два сына;

Без шеломов и без лат

Оба мертвые лежат,

Меч вонзивши друг во друга.

Бродят кони их средь луга,

По притоптанной траве,

По кровавой мураве......

Царь завыл: „Ох дети, дети!

Горе мне! попались в сети

Оба наши сокола!

Горе! смерть моя пришла.“

Все завыли за Дадоном,

Застонала тяжким стоном

Глубь долин, и сердце гор

Потряслося. Вдруг шатёр

Распахнулся... и девица,

Шамаханская царица,

Вся сияя как заря,

Тихо встретила царя.

Как пред солнцем птица ночи,

Царь умолк, ей глядя в очи,

И забыл он перед ней

Смерть обоих сыновей.

И она перед Дадоном

Улыбнулась — и с поклоном

Его за руку взяла

И в шатер свой увела.

Там за стол его сажала,

Всяким яством угощала;

Уложила отдыхать

На парчевую кровать.

И потом, неделю ровно, —

Покорясь ей безусловно, —

Околдован, восхищён,

Пировал у ней Дадон.